Аню увозят, а мы с Деном доезжаем до больницы на машине. Несколько часов я просто существую. Как овощ в теплице. Вокруг вроде бы солнце. Часы тикают, как предвестники того, что время не стоит на месте, но для меня оно остановилось, в ту секунду, когда Аня закрыла меня собой. Глупая. Глупая девочка. Зачем она это сделала? Меня. Ублюдка, взявшего ее в заложницы и обрекшего на вот это все дерьмо.

Не нахожу себе места, меряя шагами коридор. Генерал позаботился, чтобы ей предоставили лучшего хирурга в лучшей клинике. Оплатит все Савельев. Он теперь за все заплатит. Пожизненное – это меньшее, что может присудить ему суд за все те «благие дела», совершенные его грязными руками. Ден сидит рядом, не стараясь даже говорить со мной. Немая поддержка лучше тысячи пустых слов. Он просто здесь, и я это ценю. Только какой смысл вообще жить дальше, если моей девочки со мной не будет? Никакого. Я, б***ь, сдохну, если она умрет.

- Дмитрий? – сзади звучит голос, и я резко оборачиваюсь.

- Как она? – бросаюсь к врачу.

Бегу испытывающим взглядом по его лицу, в тщетной попытке предугадать ответ. Руки сжимаются в кулаки. Ничего хорошего его выражение не предвещает.

- Нестабильно, - произносит сдержанно, - Задели легкое, и пуля прошла буквально в сантиметре от сердца. Мы достали ее, но Анна потеряла много крови. Сейчас она в реанимации, без сознания. Пока не могу дать положительных прогнозов. Нужно ждать.

Ждать… Меня ведет, и я упираюсь кулаком в стену. Горло раздирает звериный вопль.

- Можете поехать домой, мы будем держать вас в курсе, - предлагает врач, но я отрицательно качаю головой.

- Нет. Я останусь.

- Вы ничем не поможете, Дмитрий. Только себе хуже сделаете.

- Дим, правда, поехали, я тебя отвезу, - Ден сжимает мое плечо, но я снова категорически отказываюсь.

- Я останусь.

Не брошу ее. Буду караулить верным псом под палатой. Она почувствует меня, я знаю. Призрачное чувство, что мы можем помочь, находясь рядом с любимым человеком, всегда помогает не опустить рук. Невидимая поддержка тонкой ниточкой прокладывается, связывая вас и словно отдавая собственные силы, чтобы поделиться ими со своей половиной. Я не уеду. Плевать, что клиника самая дорогая в городе, и что я реально ничего сделать не смогу, ведь врач у нас именно Аня, но я не оставлю ее. Буду дышать с ней одним воздухом до последнего. Хочу быть рядом, если она вдруг…

Глава 41

Влюбился в ее глаза, она так красива и нежна,Манера и голос, мне нравится волос.Длина этих локонов сводит с ума.Она как весна, только лучше,И не допущу что бы тучи, засыпали в небеЕе солнца лучик.Я стану вселенной ее.Только лучше люби, только крепче держи.Этот мир на двоих, готов разделить,С одной до конца я по жизни проплыть.

(Андрей Леницкий)

Аня

Темнота и писк приборов. Не чувствую ничего. Мне кажется, что я невесомая и парю где-то в воздухе. Легкость во всем теле. Никакой боли. Изредка бывает жжет в груди, но потом боль исчезает. Слышу голоса, но не понимаю, кому они принадлежат. Слабо различаю вообще что-либо. Тишина.

Снова писк приборов. В горле сушит, и я хочу пить. Пытаюсь проглотить слюну, но не получается. Мешает какой-то предмет во рту. Слышу тяжелые шаги рядом и чувствую чью-то руку на своей ладони. Теплую и сильную. Она сжимает и гладит кожу. Дима. Это он. Его узнаю из миллиона. Даже с закрытыми глазами. Хочу открыть их, но ничего не получается. На веки будто повесили тяжелые гири. Что со мной? В голове туман, но последние запомнившиеся события всплывают на поверхность, как со дна океана. Меня ранили. Полное ужаса выражение лица Димы причиняет боль. Помню его сумасшедший взгляд и обреченность в зрачках. Значит, я не умерла? Помню было жутко больно, а еще Дима сказал, что любит меня. Тишина…

Пик, пик, пик. Темнота. Мне не нравится каждый раз уплывать, я хочу открыть глаза, но снова не получается. Черт раздери эту слабость. Чувствую боль в груди, уже сильнее, чем раньше. А еще слышу шумное дыхание слева от себя. Наверное, я в больнице. Только сейчас более-менее начинаю соображать. Слабость снова пытается утащить в свой омут, но я противлюсь. Не хочу больше в темноту. Там холодно и одиноко. Мне нужно к нему. К Диме. Он рядом, я точно знаю. Наверное, это невозможно, но я ощущаю его тревогу и боль. Он волнуется, сходит с ума. Так же, как я, когда осталась без него. Мне необходимо его успокоить. Посмотреть в любимые глаза.

- Ань, - хриплый уставший голос вдруг раздается совсем рядом, - Я не знаю где ты, может далеко, а может здесь, но я точно знаю, что ты меня слышишь, - да, да, я слышу тебя, мой хороший. Хочу крикнуть, но сил нет даже пошевелить пальцем. – Я нашел другую. Понял, что сидеть у больничной койки – не мое. Переживать, ходить из угла в угол. Ждать. Ждать и еще раз ждать. К черту. Я трахнул медсестру. Прямо в приемной. Молоденькую брюнетку с третьим размером груди. Сегодня трахну еще раз. Слышишь? – тяжело сглатывает и крепко сжимает мою руку, - Ань, думаю самое время прийти в себя, ударить меня, наорать, устроить истерику. Обозвать козлом, уличить во лжи. Ведь все это одна гребанная ложь. Я с ума схожу, заяц. Не знаю, что мне сделать, чтобы помочь тебе. Хочешь, я отдам тебе свое легкое? Печень, почки. К черту звезды с неба. От них нет толку. Если нужно будет, я и сердце тебе отдам, ведь, по сути, оно и так твое уже. А мне оно без тебя не нужно. Орган, перекачивающий кровь, больше не пригодится, если тебя не будет рядом. Приди в себя, малыш, - его сухие губы касаются моего запястья, отправляя исцеляющее тепло прямо к сердцу, готовому разорваться от тяжело дающихся, искренних слов. – Я не отпущу тебя. Буду держать крепко до самого конца. А он будет еще не скоро, правда ведь, заяц? Ведь зайцы они сильные. Только кажутся трусливыми и маленькими, а на самом деле в них огромная сила духа. Они способны выживать в трудных условиях. Ты сильная, моя девочка, я точно знаю. Этот мир – он наш с тобой. А зачем мне мир, если в нем больше не будет солнца?

Не знаю, как Диме удается, но еще немного и я просто сойду с ума, если не увижу его. Бедное сердце не выдерживает такой нагрузки, и приборы начинают пикать чаще. Пик, пик, пик. Они ускоряются в такт моему пульсу. Чувствую, как Дима резко отрывается от меня. Давай же, глупое тело. Я хочу к нему. Мне надоело в этой темноте. Огромным усилием пытаюсь открыть глаза и чувствую, как веки начинают дрожать.

- Аня? – голос Димы надламывается. Сглатываю сухость во рту. – Позовите врача, - издалека эхом раздается взволнованный голос, будто он кричит в коридор. Веки поддаются, и меня ослепляет солнечный свет от окна. Скольжу глазами по потолку и останавливаюсь на родном лице. Дима надо мной. Неверяще улыбается, воскрешая меня из пепла. – Малыш, - смеется, покрывая мое лицо легкими, как бабочка, поцелуями. Под глазами огромные синяки. Щеки впали, сильнее очерчивая острые скулы. Длинная щетина колет мои щеки, но я улыбаюсь.

- Зайцы сильные, - сипло выдавливаю из себя и слышу его хриплый смех. Смех вперемешку со слезами.

- Очень сильные! Как же ты меня напугала! – обхватывает мое лицо шершавыми ладонями, и я растворяюсь в его блестящих глазах, наполненных любовью.

- Ты так легко от меня не сбежишь к какой-то там медсестре!

- На кой черт мне медсестры, если у меня есть свой собственный врач?

- Который очень хорошо умеет орудовать скальпелем, запомни.

- Я люблю тебя, Ань, - Дима хрипло смеется над моей нелепой угрозой, и у меня в груди щемит. Я не понимаю, физическая это боль или это так ноет счастливое сердце.

- И я люблю тебя, Дима.

Он наклоняется и целует меня. Все. Больше мне ничего не нужно. Он рядом. Мой мужчина. Мой похититель и мой персональный спаситель. Я уверена, что именно его вера в меня и в нас не дала мне уйти на тот свет. Ведь для чего мне свет, если рядом не будет Димы? Он – мой свет. Мое тепло. Моя жизнь.

Через пару дней меня переводят из реанимации в обычную палату, где Дима все дни живет со мной, игнорируя недовольные ворчания медсестер. Нагло лежит рядом на койке, не отпуская практически ни на минуту. Обнимает, целует. Рассказывает все. Как поехал к генералу, и под его контролем звонил Савельеву, а потом тот устроил засаду. Только спецназ сработал позднее, поэтому я оказалась здесь. Ругает за то, что закрыла его собой. Угрожает жестким наказанием. Потом снова целует. Глубоко. Горячо.