Мое сердце подскакивает, когда вижу перед ним Диму с пистолетом, наведенным на бизнесмена. Хочу закричать, но по взмаху руки Игоря Михайловича меня дергают за локоть и вытаскивают из машины. Я спотыкаюсь, едва не падая, но меня удерживают. Приставляют дуло к виску и толкают вперед. Крупная дрожь несется по телу от ощущения холодной стали. Дима переводит на меня взгляд, не сводя прицела от Савельева, и в его глазах боль, жалость и напряжение.

- Руки ей развяжите, - говорит осипшим голосом.

- Макаров, здесь правила устанавливаю я. Мы договорились. Я тебе твою девку, ты мне флешку и признание в убийстве, - сзади раздается повелительный голос. Что? Признание? В том, чего не совершал? Это плата за меня? Я перевожу испуганный взгляд с Димы на троицу рядом и начинаю задыхаться. Дима один против них. Зачем? Зачем он пришел сюда один? А как же обещанная помощь?

- Я сказал, руки ей развяжи, Михалыч, - повторяет Дима. – Я уберу оружие, только когда она уедет.

Уеду? Я? Что значит уеду? Пульс сбивается в тревожном беге. Мои глаза приклеены к лицу Димы, по которому пытаюсь прочитать его план, но понимаю, что это и есть весь план. Он хочет спасти меня. Ценой своей жизни. Только меня. А сам останется здесь. Вероятнее всего после того, как они получат признание, его убьют. Горло охватывает спазм. Нет! Рефлекторно машу головой, пока мне развязывают руки.

- Аня, иди сюда, - Дима протягивает свободную руку, и я, не раздумывая, иду в его сторону. В голове шум, сердце на разрыве. Мне плевать, что сзади бандиты, я вижу только его. Близкого. Любимого. Уставшего и натянутого, как струна. Ускоряю шаг и падаю в его объятия. Слезы текут из глаз, когда его рука крепко прижимает меня к груди, и я чувствую такой родной запах и быстрое биение его сердца. Губы жадно прижимаются к моему виску, я хватаюсь деревянными пальцами за его плечи. – Тшшш, успокойся, - тихий голос врывается в подсознание, - Аня, послушай, ты сейчас сядешь в машину и уедешь. Молча и без разговоров.

Отрицательно качаю головой и слышу собственный сдавленный всхлип.

- Нет, Дима, я не уеду без тебя.

- Ты сядешь в машину и быстро уедешь, поняла меня? Аня, - он не может смотреть на меня, потому что неотрывно следит за тем, на кого наведено дуло его пистолета, но я безотрывно скольжу застилающими слезами глазами по его лицу и пытаюсь не упасть прямо на землю.

Ноги не держат. Я схожу с ума. Понимаю, что это последний раз, когда вижу его. Разве можно вот так осознанно взять и бросить любимого здесь?

- Нет, - рыдание не дает даже договорить фразу.

- Аня, я люблю тебя, - крепко притягивает к себе, ладонью прижимая мою голову к своей груди. Стреляет в меня взглядом, полным любви и боли. Он прощается. Господи, он так прощается…  Ведь его отсюда уже не отпустят.

- Дим…

- Садись в машину и езжай. Быстро. Все хорошо будет. Верь мне.

Отрывает от себя и толкает в сторону машины, стоящей позади него. Я не могу идти. Ноги не слушаются. Рыдание душит. Зажмуриваюсь, когда вдруг слышу сзади охваченный ужасом мужской голос:

- Димааааа, б***ь!

Все происходит почти молниеносно, но крик доходит до меня быстрее скорости света. Даже в таком состоянии я понимаю, что что-то идет не так. Краем глаза замечаю, как расширяются глаза Димы, оборачиваюсь и вижу наведенный в мою сторону пистолет, а потом оглушительный выстрел.

Дима срывается, пытаясь прикрыть меня, но я намеренно выворачиваюсь, и так получается, что оказываюсь прямо перед ним. Грудную клетку внезапно охватывает обжигающей болью. Зеленые глаза напротив в ужасе распахиваются, любимые мужские руки уверенно подхватывают меня, когда ноги вдруг становятся ватными. Вокруг нарастает шум, топот ног, мелькают какие-то тени, мужские голоса и выстрелы. Много выстрелов. Но я вижу только его.

Любимое лицо искажается, как от боли. Я пытаюсь вдохнуть, но ничего не получается. Хватаю воздух ртом, подобно рыбе, выброшенной на берег, и лечу. Лечу в темноту его зрачков, в которых навечно поселилось мое отражение. Пересохшие губы шевелятся, укладывая меня на землю, Дима что-то кричит, но я не слышу. Я продолжаю лететь, охваченная пронзительной болью.

Глава 40

Дима

- Аняяяяя! – ору, не в силах отвести глаз от моей девочки.

Цвет кожи бледнеет, а на ее груди разрастается красное пятно. Этого не может быть. Нет, Неееееет! Меня бьет крупной дрожью. Ден подлетает сзади, хватает меня за плечи и крепко сжимает. Все пошло не по плану. Они, б***ь, должны были действовать, как только Аня оказалась рядом со мной.

- Где вы были? – надорванным голосом ору на Дениса, не выпуская из рук холодеющую любимую.

- Мы не могли раньше. Она была в опасности. Думали, сядет в машину и тогда спецназ начнет захват, - друг падает рядом на колени и что-то еще говорит, но я не слышу его.

Перевожу глаза на Аню и чувствую, как задыхаюсь. Все теряет важность, кроме хрупкой девушки, ставшей центром моей вселенной. Роняю голову ей на лоб и обхватываю лицо перепачканными кровью руками:

- Малыш, держись, слышишь? – слова даются с трудом. Крепко жмурюсь, чувствуя, как слезы жгут глаза. Аня не отвечает. Ее взгляд устремлен в небо, а пульс на шее едва различим. – Нет, Аня, я не отпущу тебя, – рычу сквозь зубы, припадая губами к ее холодным и целую. Целую, пытаясь сделать хоть что-нибудь. Не дать потерять сознание. Не разорвать связь с действительностью. Не так все должно было быть. Не тааааак! Ты не должна умирать! Нет, б***ь! – Не смей, заяц! Борись! – засовываю руки ей под затылок, загоняя под ногти грязь из-под земли, и прижимаю к себе. Ее дыхание слабое.

- Дим, я... – с губ слетает тихий шепот, но я не даю ей договорить.

Целую. Короткими поцелуями в губы. Скольжу лихорадочным взглядом по бледному лицу моей девочки и умираю. Медленно и мучительно, словно это в меня выстрелили убийственной сталью, а не в нее. В груди печет. Это сердце отсчитывает свои последние удары.

- Молчи, Аня. Я не отпущу тебя. Не отпущу!

Повторяю, как мантру, гладя дрожащими руками перепачканные комьями грязи волосы. Сердце останавливается, когда она вдруг замирает и расслабляется в моих руках, закрыв глаза.

- Нееееет! – ору не своим голосом. Глажу худое лицо и чувствую собственные горячие слезы на щеках. Это первый раз за много лет, когда я не могу сдержать их. Последний раз был, когда погибли родители. Теперь Аня… Проклятие моей жизни терять близких. – Нееет, Аняяяя! – отказываюсь верить в то, что потерял ее. Меня охватывает панический ужас. Ярость возрождается откуда—то из самых глубин, и я, ничего не соображая, подрываюсь с земли и хватаю Дена за грудки, - Где скорая?? Где, б***ь, скорая?

- Едет, Дима, вызвали сразу же.

Отрываю заледеневшие пальцы от формы и хватаюсь за голову. Что я могу сделать? Что сделать, мать вашу? Перевожу взгляд на Аню.

- Машина. Мы можем сами отвезти ее.

- Нет, ее нельзя поднимать. Мы не знаем, какие органы задеты. Можем сделать только хуже. – в глазах Дена сочувствие и обреченность. Он смотрит на Аню. Потом на меня. – Дим, она...

- Нееет, - отказываюсь слышать то, что отчетливо прописано в его глазах. – Нет!

Оборачиваюсь и вижу Савельева. На нем наручники, и его как раз запихивают в полицейскую машину. Рядом Ефремов. Цунами взвивается, и я срываюсь к ним. С***аааа! В висках пульсирует. Сердце больше не чувствует ничего. Оно осталось там. Рядом с Аней. На грязной земле.

Подлетаю к бывшему тестю, вытаскиваю его из машины, схватив за шкирку дорогого пальто. Мразь.

- Ненавижу! - бью его кулаком в лицо.

Потом в живот, вкладывая в удары жгучую месть и вырвавшуюся на свободу ненависть. Но меня насильно оттаскивают.

- Макаров, - голос генерала уверенный и снова сопереживающий. Какого хрена они сочувствует мне? Я не потерял ее. НЕ ПОТЕРЯЛ! – Ты нужнее сейчас там, - кивает в сторону Ани, и я оборачиваюсь. Моя девочка на земле. Рядом Ден. Издалека доносятся звуки сирены скорой помощи, и я мчусь к ним.